«Физики» и «лирики», мечтатели и энтузиасты, представители научно-технической и гуманитарной интеллигенции. Как только не называли молодое поколение шестидесятников, которое в период «оттепели» оказалось на авансцене культурной и научной жизни тех лет. В сравнении с опытом предыдущего поколения их досуг стал более свободным и интеллектуальным. А массовые гуляния уступили место концертам джаз-бэндов и поэтическим чтениям. «Это было веселое, счастливое время. Все мы появились на свет почти одновременно. Это был 1959 год, плюс-минус несколько месяцев, мы все вдруг оказались знакомы, и сразу — близки. Хотя были в огромной степени людьми провинциальными. И, не скрою, нас очень сближали места отдыха», — вспоминал в своих мемуарах драматург Юлиус Элдис. Какие места отдыха выбирали шестидесятники, разобрался «РБК Стиль» .
Кафе
Говоря об эпохе оттепели, невозможно обойти стороной общепит шестидесятых. Кафе и рестораны были одной из наиболее заметных частей городской культуры тех лет. Ресторан «Одуванчик» стал «героем» рязановской комедии «Дайте жалобную книгу» . Писатель Петр Вайль вспоминал, что стиль эпохи «требовал легкости, подвижности, открытости», и отмечал, что «даже кафе стали на манер аквариумов — со стеклянными стенами всем на обозрение». А художник Борис Мессерер называл точкой притяжения столичной богемы кафе «Националь» . «Обаяние пейзажа, открывавшегося из окна кафе, затмевало все недостатки заведения, включая высокие цены», — рассказывал он.
Кадр из фильма «Дайте жалобную книгу»
Кадр из фильма «Дайте жалобную книгу»
Кадр из фильма «Дайте жалобную книгу»
Писатель Владимир Войнович признавался, что сердобольные официантки порой давали еду в долг и даже бесплатно кормили литераторов — завсегдатаев «Националя» . Переводчик Виктор Голышев вспоминал о «Якоре» на углу Большой Грузинской и Горького и «Арарате» с его рыбой и бифштексами. Эпоха влияла даже на меню заведений. Как отмечал Петр Вайль, «в ресторане подавалась вырезка в соусе "Модерн" и телячья паровая котлета "Радость" . Если даже котлета участвовала в борьбе за новое, то ясно, что веселым настроем, боевым огоньком, звонким смехом откликнулись литература, музыка, театр, кино».
Поэтические чтения
В годы оттепели полные стадионы, подобно рок-звездам, собирали поэты. Они выходили на сцену «Лужников» и представляли друг друга. Хотя это было и не обязательно — зрители уже знали своих «героев» в лицо, среди которых были Евгений Евтушенко, Роберт Рождественский, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина. «Я помню, как зимние стадионы были набиты битком зрителями, которые хотели послушать поэзию, и даже нужна была конная милиция, чтобы сдержать этих людей. Сегодня конная милиция может понадобиться, скорее, чтобы загонять людей на поэтические вечера», — вспоминал Владимир Познер.
Евгений Евтушенко во время выступления
Валентина Мастюкова/ТАСС
После открытия памятника Маяковскому в 1958-м поэты и любители поэзии стали активно встречаться на площади у его подножия. Здесь читали стихи, обменивались книгами и обсуждали происходящее в стране и мире. Большую аудиторию привлекали и поэтические вечера в Политехническом музее .
Джаз
Хрущевская оттепель реанимировала джаз в СССР, который в сталинские времена считался сродни западной буржуазной пропаганде. Первый советский джаз-клуб — «Д-58» — появился в Ленинграде в 1958-м, после прошедшего в Москве годом ранее Международного фестиваля молодежи и студентов . На него тогда был приглашен биг-бэнд Мишеля Леграна. В 1962 году на концерте Бенни Гудмана в Москве присутствовал лично Никита Хрущев. Американец тогда дал в СССР в общей сложности 32 выступления. Зрители встречали оркестр Гудмана овациями, а сам музыкант отмечал, что «у русских все в порядке с чувством свинга».
Authenticated News/Archive Photos/Getty Images
«В начале 1960-х у спекулянтов пластинки стоили от 25 до 40 рублей, почти как моя большая стипендия. Попасть на джазовые выступления случайно было почти невозможно, мы следили за этими островками свободы, стояли в очередях за билетами», — вспоминал переводчик и популяризатор джаза Михаил Сапожников.
Театр
Не менее сложно, чем на джазовые концерты и поэтические вечера, было попасть на спектакли столичных «Современника» и появившейся спустя восемь лет после него «Таганки» , а также ленинградского БДТ . «Современник» , давший первый спектакль в 1956 году, не был учрежден «сверху»: он вырос «снизу» — силами группы молодых актеров под руководством Олега Ефремова. 15 апреля выпускники школы-студии МХАТ сыграли спектакль по пьесе Розова «Вечно живые» . Зрители были настолько потрясены постановкой, что не хотели уходить — и всю ночь, пока не открылось метро, говорили с актерами. А через год снятый Михаилом Калатозовым по этой пьесе фильм «Летят журавли» получил «Золотую пальмовую ветвь» Каннского кинофестиваля .
Знаменитая «Таганка» открылась в 1964-м — на излете «оттепели». Это был год, когда еще печатали Солженицына и в «Манеже» прошла выставка Эрнста Неизвестного. Любимов поставил на «Таганке» «Доброго человека из Сезуана» по Брехту. На премьере студенческого спектакля в небольшом зале на Старом Арбате собрались Эренбург и Симонов, Евтушенко и Вознесенский, Ахмадулина и Окуджава, Плисецкая и Щедрин. Либеральные круги советской интеллигенции рассчитывали на Любимова и видели в нем человека, способного к «прорыву».
Евгения Кассина/ТАСС
Dior в Москве
В 1959 году в СССР прошел первый показ мод из капиталистической страны. Свою летнюю коллекцию в зале «Труд» дома культуры «Крылья Советов» представил дом Christian Dior . Переговоры, предшествовавшие «гастролям» моделей под руководством Ива Сен-Лорана, длились три месяца. И в итоге советская сторона разрешила французам привезти фотографа, парикмахера и «даже священника, если потребуется».
Lipnitzki/Roger Viollet/Getty Images
Самолет Air France приземлился в Москве 10 июня 1959 года. Багаж летел отдельно — 120 комплектов одежды с украшениями, зонтиками, перчатками, шляпками и обувью были застрахованы на 10 млн. франков. Всего за пять дней прошли 14 показов и съемка для журнала Life ,которуюустроили в ГУМе . Dior продемонстрировал советским людям другой мир, а на французских моделей, вышедших на московские улицы в элегантных платьях, шляпках и перчатках, прохожие оглядывались и порой смотрели, как на инопланетянок.
Масленица... Я и теперь еще чувствую это слово, как чувствовал его в детстве: яркие пятна, звоны - вызывает оно во мне; пылающие печи, синеватые волны чада в довольном гуле набравшегося люда, ухабистую снежную дорогу, уже замаслившуюся на солнце, с ныряющими по ней веселыми санями, с веселыми конями в розанах, в колокольцах и бубенцах, с игривыми переборами гармоньи. Или с детства осталось во мне чудесное, непохожее ни на что другое, в ярких цветах и позолоте, что весело называлось - «масленица»? Она стояла на высоком прилавке в банях. На большом круглом прянике - на блине? - от которого пахло медом - и клеем пахло! - с золочеными горками по краю, с дремучим лесом, где торчали на колышках медведи, волки и зайчики, - поднимались чудесные пышные цветы, похожие на розы, и все это блистало, обвитое золотою канителью... Чудесную эту «масленицу» устраивал старичок в Зарядье, какой-то Иван Егорыч. Умер неведомый Егорыч - и «масленицы» исчезли. Но живы они во мне. Теперь потускнели праздники, и люди как будто охладели. А тогда... все и все были со мною связаны, и я был со всеми связан, от нищего старичка на кухне, зашедшего на «убогий блин», до незнакомой тройки, умчавшейся в темноту со звоном. И Бог на небе, за звездами, с лаской глядел на всех, масленица, гуляйте! В этом широком слове и теперь еще для меня жива яркая радость, перед грустью... - перед постом?Оттепели все чаще, снег маслится. С солнечной стороны висят стеклянною бахромою сосульки, плавятся-звякают о льдышки. Прыгаешь на одном коньке, и чувствуется, как мягко режет, словно по толстой коже. Прощай, зима! Это и по галкам видно, как они кружат «свадьбой», и цокающий их гомон куда-то манит. Болтаешь коньком на лавочке и долго следишь за черной их кашей в небе. Куда-то скрылись. И вот проступают звезды. Ветерок сыроватый, мягкий, пахнет печеным хлебом, вкусным дымком березовым, блинами. Капает в темноте, - масленица идет. Давно на окне в столовой поставлен огромный ящик: посадили лучок, «к блинам»; зеленые его перышки - большие, приятно гладить. Мальчишка от мучника кому-то провез муку. Нам уже привезли: мешок голубой крупчатки и четыре мешка «людской». Привезли и сухих дров, березовых. «Еловые стрекают, - сказал мне ездок Михаила, - «галочка» не припек. Уж и поедим мы с тобой блинков!»
Я сижу на кожаном диване в кабинете. Отец, под зеленой лампой, стучит на счетах. Василь-Василич Косой стреляет от двери глазом. Говорят о страшно интересном, как бы не срезало льдом под Симоновом барки с сеном, и о плотах-дровянках, которые пойдут с Можайска.
А нащот масленой чего прикажете? Муки давеча привезли робятам...
Сколько у нас харчится?
Да... плотников сорок робят подались домой, на маслену... - поокивает Василь-Василич, - володимерцы, на кулачки биться, блины вытряхать, сами знаете наш обычай!.. - вздыхает, посмеиваясь, Косой.
Народ попридерживай, весна... как тараканы поразбегутся. Человек шестьдесят есть?
Робят-то шестьдесят четыре. Севрюжины соленой надо бы...
Возьмешь. У Жирнова как?..
Паркетчики, народ капризный! Белужины им купили да по селедке...
Тож и нашим. Трои блинов, с пятницы зачинать. Блинов вволю давай. Масли жирней. На припек серого снетка, ко щам головизны дашь.
А нащот винца, как прикажете? - ласково говорит Косой, вежливо прикрывая рот.
К блинам по шкалику.
Будто бы и маловато-с?.. Для прощеного... проститься, как говорится.
Знаю твое прощанье!..
Заговеюсь, до самой Пасхи ни капли в рот.
Два ведра - будет?
И довольно-с! - прикинув, весело говорит Косой. - Заслужут-с, наше дело при воде, чижолое-с.
Отец отдает распоряжения. У Титова, от Москворецкого, для стола - икры свежей, троечной, и ершей к ухе. Вязиги у Колганова взять, у него же и судаков с икрой, и наваги архангельской, семивершковой. В Зарядье - снетка белозерского, мытого. У Васьки Егорова из садка стерлядок...
Преосвященный у меня на блинах будет в пятницу! Скажешь Ваське Егорову, налимов мерных пару для навару дал чтобы, и плес сомовий. У Палтусова икры для кальи, с отонкой, пожирней, из отстоя...
П-маю-ссс... - говорит Косой, и в горле у него хлюпает. Хлюпает и у меня, с гулянья.
В Охотном у Трофимова - сигов пару, порозовей. Белорыбицу сам выберу, заеду. К ботвинье свежих огурцов-У Егорова в Охотном. Понял?
П-маю-ссс... Лещика еще, может?.. Его первосвященство, сказывали?..
Обязательно, леща! Очень преосвященный уважает. Для ливных и по расстегаям - Гараньку из Митриева трактира. Скажешь - от меня. Вина ему - ни капли, пока не справит!.. Как мастер - так пьяница!..
Слабость... И винца-то не пьет, рябиновкой избаловался. За то из дворца и выгнали... Как ему не дашь... запасы с собой носит!
Тебя вот никак не выгонишь, подлеца!.. Отыми, на то ты и...
В прошлом годе отымал, а он на меня с ножо-ом!.. Да он и нетверезый не подгадит, кухарку вот побить может... выбираться уж ей придется. И с посудой озорничает, все не по нем. Печку велел перекладать, такой-то царь-соломон!..
Я рад, что будет опять Гаранька и будет дым коромыслом. Плотники его свяжут к вечеру и повезут на дровнях в трактир с гармоньями.
Масленица в развале. Такое солнце, что разогрело лужи. Сараи блестят сосульками. Идут парни с веселыми связками шаров, гудят шарманки. Фабричные, внавалку, катаются на извозчиках с гармоньей. Мальчишки «в блина играют»: руки назад, блин в зубы, пытаются друг у друга зубами вырвать - не выронить, весело бьются мордами.
Просторная мастерская, откуда вынесены станки и ведерки с краской, блестит столами: столы поструганы, для блинов. Плотники, пильщики, водоливы, кровельщики, маляры, десятники, ездоки - в рубахах распояской, с намасленными головами, едят блины. Широкая печь пылает. Две стряпухи не поспевают печь. На сковородках, с тарелку, «черные» блины пекутся и гречневые, румяные, кладутся в стопки, и ловкий десятник Прошин, с серьгой в ухе, шлепает их об стол, словно дает по плеши. Слышится сочно - ляпп! Всем по череду: ляп... ляп... ляпп!.. Пар идет от блинов винтами. Я смотрю от двери, как складывают их в четверку, макают в горячее масло в мисках и чавкают. Пар валит изо ртов, с голов. Дымится от красных чашек со щами с головизной, от баб-стряпух, со сбившимися алыми платками, от их распаленных лиц, от масленых красных рук, по которым, сияя, бегают желтые язычки от печки. Синеет чадом под потолком. Стоит благодатный гул: довольны.
Бабочки, подпекай... с припечком - со снеточком!..
Кадушки с опарой дышат, льется-шипит по сковородкам вспухает пузырями. Пахнет опарным духом, горелым маслом ситцами от рубах, жилым. Все чаще роздыхи, передышки вздохи. Кое-кто пошабашил, селедочную головку гложет. Из медного куба - паром, до потолка.
Ну, как, робятки?.. - кричит заглянувший Василь-Василич, - всего уели? - заглядывает в квашни. - Подпекай-подпекай, Матреш... не жалей подмазки, дадим замазки!..
Гудят, веселые.
По шкаличку бы еще, Василь-Василич... - слышится из углов, - блинки заправить.
Ва-лляй!.. - лихо кричит Косой. - Архирея стречаем, куда ни шло...
Гудят. Звякают зеленые четверти о шкалик. Ляпают подоспевшие блины.
Хозяин идет!.. - кричат весело от окна.
Отец, как всегда, бегом, оглядывает бойко.
Масленица как, ребята? Все довольны?..
Благодарим покорно... довольны!..
По шкалику добавить! Только смотри, подлецы... не безобразить!..
Не обижаются: знают - ласка. Отец берет ляпнувший перед ним блинище, дерет от него лоскут, макает в масло.
Вкуснее, ребята, наших! Стряпухам - по целковому. Всем по двугривенному, на масленицу!
Так гудят, - ничего и не разобрать. В груди у меня спирает. Высокий плотник подхватывает меня, швыряет под потолок, в чад, прижимает к мокрой, горячей бороде. Суют мне блина, подсолнушков, розовый пряник в махорочных соринках, дают крашеную ложку, вытерев круто пальцем, - нашего-то отведай! Все они мне знакомы, все ласковы. Я слушаю их речи, прибаутки. Выбегаю на двор. Тает большая лужа, дрызгаются мальчишки. Вываливаются - подышать воздухом, масленичной весной. Пар от голов клубится. Потягиваются сонно, бредут в сушильню - поспать на стружке.
Поджидают карету с архиереем. Василь-Василич все бегает к воротам. Он без шапки. Из-под нового пиджака розовеет рубаха под жилеткой, болтается медная цепочка. Волосы хорошо расчесаны и блещут. Лицо багровое, глаз стреляет «двойным зарядом», Косой уж успел заправиться, но до вечера «достоит». Горкин за ним досматривает, не стегнул бы себе в конторку. На конторке висит замок. Я вижу, как Василь-Василич вдруг устремляется к конторке, но что-то ему мешает. Совесть? Архиерей приедет, а он дал слово, что «достоит». Горкин ходит за ним, как нянька:Уж додержись маненько, Василич... Опосля уж поотдохнешь.
Д-держусь!.. - лихо кричит Косой. - Я-то... дда не додержусь?..
Песком посыпано до парадного. Двери настежь.
Марьюшка ушла наверх, выселили ее из кухни. Там воцарился повар, рыжий, худой Гаранька, в огромном колпаке веером, мелькает в пару, как страх. В окно со двора мне видно, как бьет он подручных скалкой. С вечера зашумел. Выбегает на снег, размазывает на ладони тесто, проглядывает на свет зачем-то.
Мудрователь-то мудрует! - с почтением говорит Василь-Василич. - В царских дворцах служил!..
Скоро ли ваш архирей наедет?.. Срок у меня доходит!.. - кричит Гаранька, снежком вытирая руки.
С крыши орут - едет!..
Карета, с выносным, мальчишкой. Келейник соскакивает с козел, откидывает дверцу. Прибывший раньше протодьякон встречает с батюшками и причтом. Ведут архиерея по песочку, на лестницу. Протодьякон ушел вперед, закрыл собою окно и потрясает ужасом:
Исполла э-ти де-спо-та-ааааа...
Рычанье его выкатывается в сени, гремит по стеклам, на улицу. Из кухни кричит Гаранька:
Эй, зачинаю расстегаи!..
Зачина-ай!.. - кричит Василь-Василич умоляющим голосом и почему-то пляшет.
Стол огромный. Чего только нет на нем! Рыбы, рыбы... Икорницы в хрустале, во льду, сиги в петрушке, красная семга, лососина, белорыбица-жемчужница, с зелеными глазками огурца, глыбы паюсной, глыбы сыру, хрящ осетровый в уксусе, фарфоровые вазы со сметаной, в которой торчком ложки, розовые масленки с золотистым кипящим маслом на камфорках, графинчики, бутылки... Черные сюртуки, белые и палевые шали, «головки», кружевные наколочки...
Несут блины, под покровом.
Ваше преосвященство!..
Архиерей сухощавый, строгий, - как говорится, постный. Кушает мало, скромно. Протодьякон - против него, громаден, страшен. Я вижу с уголка, как раскрывается его рот до зева, и наваленные блины, серые от икры текучей, льются в протодьякона стопами. Плывет к нему сиг, и отплывает с разрытым боком. Льется масло в икру, в сметану. Льется по редкой бородке протодьякона, по мягким губам, малиновым.
Ваше преосвященство... а расстегайчика-то к ушице!..
Ах, мы, чревоугодники... Воистину, удивительный расстегай!.. - слышится в тишине, как шелест, с померкших губ.
Самые знаменитые, гаранькинские расстегаи, ваше преосвященство, на всю Москву-с!..
Слышал, слышал... Наградит же Господь талантом для нашего искушения!.. Уди-ви-тельный расстегай...
Ваше преосвященство... дозвольте просить еще?..
Благослови, преосвященный владыко... - рычит протодьякон, отжевавшись, и откидывает ручищей копну волос.
Ну-ну, отверзи уста, протодьякон, возблагодари... - ласково говорит преосвященный. - Вздохни немножко...
Василь-Василич чего-то машет, и вдруг садится на корточки! На лестнице запруда, в передней давка. Протодьякон в славе: голосом гасит лампы и выпирает стекла. Начинает из глубины, где сейчас у него блины, кажется мне, по голосу-ворчанью. Волосы его ходят под урчанье. Начинают дрожать лафитнички - мелким звоном. Дрожат хрустали на люстрах, дребезгом отвечают окна. Я смотрю, как на шее у протодьякона дрожит-набухает жила, как склонилась в сметане ложка... чувствую, как в груди у меня спирает и режет в ухе. Господи, упадет потолок сейчас!..
Преосвященному и всему освященному собору... и честному дому сему... -
мно-га-я... ле... т-та-а-ааааааа!!!
Гукнуло-треснуло в рояле, погасла в углу перед образом лампадка!.. Падают ножи и вилки. Стукаются лафитнички. Василь-Василич взвизгивает, рыдая:
Го-споди!..
От протодьякона жар и дым. На трех стульях раскинулся. Пьет квас. За ухою и расстегаями - опять и опять блины. Блины с припеком. За ними заливное, опять блины, уже с двойным припеком. За ними осетрина паровая, блины с подпеком. Лещ необыкновенной величины, с грибками, с кашкой... наважка семивершковая, с белозерским снетком в сухариках, политая грибной сметанкой... блины молочные, легкие, блинцы с яичками... еще разварная рыба с икрой судачьей, с поджарочкой... желе апельсиновое, пломбир миндальный - ванилевый...
Архиерей отъехал, выкушав чашку чая с апельсинчиком - «для осадки». Отвезли протодьякона, набравшего расстегайчиков в карманы, навязали ему в кулек диковинной наваги, - «зверь-навага!». Сидят в гостиной шали и сюртуки, вздыхают, чаек попивают с апельсинчиком. Внизу шумят. Гаранька требует еще бутылку рябиновки и уходить не хочет, разбил окошко. Требуется Василь-Василич - везти Гараньку, но Василь-Василич «отархареился, достоял», и теперь заперся в конторке. Что поделаешь - масленица! Гараньке дают бутылку и оставляют на кухне: проспится к утру. Марьюшка сидит в передней, без причала, сердитая. Обидно: праздник у всех, а она... расстегаев не может сделать! Загадили всю кухню. Старуха она почтенная. Ей накладывают блинков с икоркой, подносят лафитничек мадерцы, еще подносят. Она начинает плакать и мять платочек:
Всякие пирожки могу, и слоеные, и заварные... и с паншетом, и кулебяки всякие, и любое защипное... А тут, на-ка-сь... незащипанный пирожок не сделать! Я ему расстегаями нос утру! У Расторгуевых жила... митрополиты ездили, кулебяки мои хвалили...
Ее уводят в залу, уговаривают спеть песенку и подносят еще лафитничек. Она довольна, что все ее очень почитают, и принимается петь про «графчика, разрумяного красавчика»:
На нем шляпа со пером,
Табакерка с табако-ом!..
И еще, как «молодцы ведут коня под уздцы... конь копытом землю бьет, бел-камушек выбиет...» - и еще удивительные песни, которых никто не знает.
Масленица... Я и теперь еще чувствую это слово, как чувствовал его в детстве: яркие пятна, звоны - вызывает оно во мне; пылающие печи, синеватые волны чада в довольном гуле набравшегося люда, ухабистую снежную дорогу, уже замаслившуюся на солнце, с ныряющими по ней веселыми санями, с веселыми конями в розанах, в колокольцах и бубенцах, с игривыми переборами гармоньи. Или с детства осталось во мне чудесное, непохожее ни на что другое, в ярких цветах и позолоте, что весело называлось - "масленица"? Она стояла на высоком прилавке в банях. На большом круглом прянике, - на блине? - от которого пахло медом - и клеем пахло! - с золочеными горками по краю, с дремучим лесом, где торчали на колышках медведи, волки и зайчики, - поднимались чудесные пышные цветы, похожие на розы, и все это блистало, обвитое золотою канителью... Чудесную эту "масленицу" устраивал старичок в Зарядье, какой-то Иван Егорыч. Умер неведомый Егорыч - и "масленицы" исчезли. Но живы они во мне. Теперь потускнели праздники, и люди как будто охладели. А тогда... все и все были со мною связаны, и я был со всеми связан, от нищего старичка на кухне, зашедшего на "убогий блин", до незнакомой тройки, умчавшейся в темноту со звоном. И Бог на небе, за звездами, с лаской глядел на всех: масленица, гуляйте! В этом широком слове и теперь еще для меня жива яркая радость, перед грустью... - перед постом?
Оттепели все чаще, снег маслится. С солнечной стороны висят стеклянною бахромою сосульки, плавятся-звякают о льдышки. Прыгаешь на одном коньке, и чувствуется, как мягко режет, словно по толстой коже. Прощай, зима! Это и по галкам видно, как они кружат "свадьбой", и цокающий их гомон куда-то манит. Болтаешь коньком на лавочке и долго следишь за черной их кашей в небе. Куда-то скрылись. И вот проступают звезды. Ветерок сыроватый, мягкий, пахнет печеным хлебом, вкусным дымком березовым, блинами. Капает в темноте, - масленица идет. Давно на окне в столовой поставлен огромный ящик: посадили лучок, "к блинам"; зеленые его перышки - большие, приятно гладить. Мальчишка от мучника кому-то провез муку. Нам уже привезли: мешок голубой круп чатки и четыре мешка "людской". Привезли и сухих дров, березовых. "Еловые стрекают, - сказал мне ездок Михаила, - "галочка" не припек. Уж и поедим мы с тобой блинков!"
Я сижу на кожаном диване в кабинете. Отец, под зеленой лампой, стучит на счетах. Василь-Василич Косой стреляет от двери глазом. Говорят о страшно интересном, как бы не срезало льдом под Симоновом барки с сеном, и о плотах-дровянках, которые пойдут с Можайска.
А нащот масленой чего прикажете? Муки давеча привезли робятам...
Сколько у нас харчится?
Да... плотников сорок робят подались домой, на маслену... - поокивает Василь-Василич, - володимерцы, на кулачки биться, блины вытряхать, сами знаете наш обычай!.. - вздыхает, посмеиваясь, Косой.
Народ попридерживай, весна... как тараканы поразбегутся. Человек шестьдесят есть?
Робят-то шестьдесят четыре. Севрюжины соленой надо бы...
Возьмешь. У Жирнова как?..
Паркетчики, народ капризный! Белужины им купили да по селедке...
Тож и нашим. Трои блинов, с пятницы зачинать. Блинов вволю давай. Масли жирней. На припек серого снетка, ко щам головизны дашь.
А нащот винца, как прикажете? - ласково говорит Косой, вежливо прикрывая рот.
К блинам по шкалику.
Будто бы и маловато-с?.. Для прощеного... проститься, как говорится.
Знаю твое прощанье!..
Заговеюсь, до самой Пасхи ни капли в рот.
Два ведра - будет?
И довольно-с! - прикинув, весело говорит Косой. - Заслужут-с, наше дело при воде, чижолое-с.
Отец отдает распоряжения. У Титова, от Москворецкого, для стола - икры свежей, троечной, и ершей к ухе. Вязиги у Колганова взять, у него же и судаков с икрой, и наваги архангельской, семивершковой. В Зарядье - снетка белозерского, мытого. У Васьки Егорова из садка стерлядок...
Преосвященный у меня на блинах будет в пятницу! Скажешь Ваське Егорову, налимов мерных пару для навару дал чтобы, и плес сомовий. У Палтусова икры для кальи, с отонкой, пожирней, из отстоя...
П-маю-ссс... - творит Косой, и в горле у него хлюпает. Хлюпает и у меня, с гулянья.
В Охотном у Трофимова - сигов пару, порозовей. Белорыбицу сам выберу, заеду. К ботвинье свежих огурцов. У Егорова в Охотном. Понял?
П-маю-ссс... Лещика еще, может?.. Его первосвященство, сказывали?..
Обязательно, леща! Очень преосвященный уважает. Для заливных и по расстегаям - Гараньку из Митриева трактира. Скажешь - от меня. Вина ему - ни капли, пока не справит!.. Как мастер - так пьяница!..
Слабость... И винца-то не пьет, рябиновкой избаловался. За то из дворца и выгнали... Как ему не дашь... запасы с собой носит!
Тебя вот никак не выгонишь, подлеца!.. Отыми, на то ты и...
В прошлом годе отымал, а он на меня с ножо-ом!.. Да он и нетверезый не подгадит, кухарку вот побить может... выбираться уж ей придется. И с посудой озорничает, все не по нем. Печку велел перекладать, такой-то царь-соломон!..
Я рад, что будет опять Гаранька и будет дым коромыслом. Плотники его свяжут к вечеру и повезут на дровнях в трактир с гармоньями.
Масленица в развале. Такое солнце, что разогрело лужи. Сараи блестят сосульками. Идут парни с веселыми связками шаров, гудят шарманки. Фабричные, внавалку, катаются на извозчиках с гармоньей. Мальчишки "в блина играют": руки назад, блин в зубы, пытаются друг у друга зубами вырвать - не выронить, весело бьются мордами.
Просторная мастерская, откуда вынесены станки и ведерки с краской, блестит столами: столы поструганы, для блинов. Плотники, пильщики, водоливы, кровелыцики, маляры, десятники, ездоки - в рубахах распояской, с намасленными головами, едят блины. Широкая печь пылает. Две стряпухи не поспевают печь. На сковородках, с тарелку, "черные" блины пекутся и гречневые, румяные, кладутся в стопки, и ловкий десятник Прошин, с серьгой в ухе, шлепает их об стол, словно дает по плеши. Слышится сочно - ляпп! Всем по череду: ляп... ляп... ляпп!.. Пар идет от блинов винтами. Я смотрю от двери, как складывают их в четверку, макают в горячее масло в мисках и чавкают. Пар валит изо ртов, с голов. Дымится от красных чашек со щами с головизной, от баб-стряпух, со сбившимися алыми платками, от их распаленных лиц, от масленых красных рук, по которым, сияя, бегают желтые язычки от печки. Синеет чадом под потолком. Стоит благодатный гул: довольны.
Бабочки, подпекай... с припечком - со снеточном!.. Кадушки с опарой дышат, льется-шипит по сковородкам, вспухает пузырями. Пахнет опарным духом, горелым маслом, ситцами от рубах, жилым. Все чаще роздыхи, передышки, вздохи. Кое-кто пошабашил, селедочную головку гложет. Из медного куба - паром, до потолка.
Ну, как, робятки?.. - кричит заглянувший Василь-Василич, - всего уели? - заглядывает в квашни. - Подпекай-подпекай, Матреш... не жалей подмазки, дадим замазки!..
Гудят, веселые.
По шкаличку бы еще, Василь-Василич... - слышится из углов, - блинки заправить.
Ва-лляй!... - лихо кричит Косой. - Архирея стречаем, куда ни шло...
Гудят. Звякают зеленые четверти о шкалик. Ляпают подоспевшие блины.
Хозяин идет!.. - кричат весело от окна.
Отец, как всегда, бегом, оглядывает бойко.
Масленица как, ребята? Все довольны?..
Благодарим покорно... довольны!..
По шкалику добавить! Только смотри, подлецы... не безобразить!..
Не обижаются: знают - ласка. Отец берет ляпнувший перед ним блинище, дерет от него лоскут, макает в масло.
Вкуснее, ребята, наших! Стряпухам - по целковому. Всем по двугривенному, на масленицу!
Так гудят, - ничего и не разобрать. В груди у меня спирает. Высокий плотник подхватывает меня, швыряет под потолок, в чад, прижимает к мокрой, горячей бороде. Суют мне блина, подсолнушков, розовый пряник в махорочных соринках, дают крашеную ложку, вытерев круто пальцем, - нашего-то отведай! Все они мне знакомы, все ласковы. Я слушаю их речи, прибаутки. Выбегаю на двор. Тает большая лужа, дрызгаются мальчишки. Вываливаются - подышать воздухом, масленичной весной. Пар от голов клубится. Потягиваются сонно, бредут в сушильню - поспать на стружке.
Поджидают карету с архиереем. Василь-Василич все бегает к воротам. Он без шапки. Из-под нового пиджака розовеет рубаха под жилеткой, болтается медная цепочка. Волосы хорошо расчесаны и блещут. Лицо багровое, глаз стреляет "двойным зарядом". Косой уж успел направиться, но до вечера "достоит". Горкин за ним досматривает, не стегнул бы к себе в конторку. На конторке висит замок. Я вижу, как Василь-Василич и вдруг устремляется к конторке, но что-то ему мешает. Совесть? Архиерей приедет, а он дал слово, что "достоит". Горкин ходит за ним, как нянька:
Уж додержись маненько, Василич... Опосля уж поотдохнешь.
Д-держусь!.. - лихо кричит Косой. - Я-то... дда не до... держусь?..
Песком посыпано до парадного. Двери настежь. Марьюшка ушла наверх, выселили ее из, кухни. Там воцарился повар, рыжий, худой Гаранька, в огромном колпаке веером, мелькает в пару, как страх. В окно со двора мне видно, как бьет он подручных скалкой. С вечера зашумел. Выбегает на снег, размазывает на ладони тесто, проглядывает на свет зачем-то.
Мудрователь-то мудрует! - с почтением говорит Василь-Василич. - В царских дворцах служил!..
Скоро ли ваш архирей наедет?.. Срок у меня доходит!.. - кричит Гаранька, снежком вытирая руки.
С крыши орут - едет!..
Карета, с выносным, мальчишкой. Келейник соскакивает с козел, откидывает дверцу. Прибывший раньше протодьякон встречает с батюшками и причтом. Ведут архиерея по песочку, на лестницу. Протодьякон ушел вперед, закрыл собою окно и потрясает ужасом:
"Исполла э-ти де-спо-та-ааааа..."
Рычанье его выкатывается в сени, гремит по стеклам, на улицу. Из кухни кричит Гаранька:
Эй, зачинаю расстегаи!..
Зачина-ай!.. - кричит Василь-Василич умоляющим голосом и почему-то пляшет.
Стол огромный. Чего только нет на нем! Рыбы, рыбы... икорницы в хрустале, во льду, сиги в петрушке, красная семга, лососина, белорыбица-жемчужница, с зелеными глазками огурца, глыбы паюсной, глыбы сыру, хрящ осетровый в уксусе, фарфоровые вазы со сметаной, в которой торчком ложки, розовые масленки с золотистым кипящим маслом на камфорках, графинчики, бутылки... Черные сюртуки, белые и палевые шали, "головки", кружевные наколочки...
Несут блины, под покровом.
Ваше преосвященство!..
Архиерей сухощавый, строгий, - как говорится, постный. Кушает мало, скромно. Протодьякон - против него, громаден, страшен. Я вижу с уголка, как раскрывается его рот до зева, и наваленные блины, серые от икры текучей, льются в протодьякона стопами. Плывет к нему сиг, и отплывает с разрытым боком. Льется масло в икру, в сметану. Льется по редкой бородке протодьякона, по мягким губам, малиновым.
Ваше преосвященство... а расстегайчика-то к ушице!..
Ах, мы, чревоугодники... Воистину, удивительный расстегай!.. - слышится в тишине, как шелест, с померкших губ.
Самые знаменитые, гаранькинские расстегаи, ваше преосвященство, на всю Москву-с!..
Слышал, слышал... Наградит же Господь талантом для нашего искушения!.. Уди-ви-тельный расстегай...
Ваше преосвященство.... дозвольте просить еще?..
Благослови, преосвященный владыко... - рычит протодьякон, отжевавшись, и откидывает ручищей копну волос.
Ну-ну, отверзи уста, протодьякон, возблагодари... - ласково говорит преосвященный. - Вздохни немножко...
Василь-Василич чего-то машет, и вдруг садится на корточки! На лестнице запруда, в передней давка. Протодьякон в славе: голосом гасит лампы и выпирает стекла. Начинает из глубины, где сейчас у него блины, кажется мне, по голосу-ворчанью. Волосы его ходят под урчанье. Начинают дрожать лафитнички - мелким звоном. Дрожат хрустали на люстрах, дребезгом отвечают окна. Я смотрю, как на шее у протодьякона дрожит-набухает жила, как склонилась в сметане ложка... чувствую, как в груди у меня спирает и режет в ухе. Господи, упадет потолок сейчас!..
Преосвященному и всему освященному собору...и честному дому сему... -
мно-га-я... ле... т-та-а-ааааааа!!!
Гукнуло-треснуло в рояле, погасла в углу перед образом лампадка!.. Падают ножи и вилки. Стукаются лафитнички. Василь-Василич взвизгивает, рыдая:
Го-споди!..
От протодьякона жар и дым. На трех стульях раскинулся. Пьет квас. За ухою и расстегаями - опять и опять блины. Блины с припеком. За ними заливное, опять блины, уже с двойным припеком. За ними осетрина паровая, блины с подпеком. Лещ необыкновенной величины, с грибками, с кашкой... наважка семивершковая, с белозерским снетком в сухариках, политая грибной сметанкой... блины молочные, легкие, блинцы с яичками... еще разварная рыба с икрой судачьей, с поджарочкой... желе апельсиновое, пломбир миндальный - ванилевый...
Архиерей отъехал, выкушав чашку чая с апельсинчиком - "для осадки". Отвезли протодьякона, набравшего расстегайчиков в карманы, навязали ему в кулек диковинной наваги, - "зверь-навага!". Сидят в гостиной шали и сюртуки, вздыхают, чаек попивают с апельсинчиком. Внизу шумят. Гаранька требует еще бутылку рябиновки и уходить не хочет, разбил окошко. Требуется Василь-Василич - везти Гараньку, но Василь-Василич "отархареился, достоял", и теперь заперся в конторке. Что поделаешь - масленица! Гараньке дают бутылку и оставляют на кухне: проспится к утру. Марьюшка сидит в передней, без причала, сердитая. Обидно: праздник у всех, а она... расстегаев не может сделать! Загадили всю кухню. Старуха она почтенная. Ей накладывают блинков с икоркой, подносят лафитничек мадерцы, еще подносят. Она начинает плакать и мять платочек:
Всякие пирожки могу, и слоеные, и заварные... и с паншетом, и кулебяки всякие, и любое защипное... А тут, на-ка-сь... незащипанный пирожок не сделать! Я ему расстегаями нос утру! У Расторгуевых жила... митрополиты ездили, кулебяки мои хвалили...
Ее уводят в залу, уговаривают спеть песенку и подносят еще лафитничек. Она довольна, что все ее очень почитают,и принимается петь про "графчика, разрумяного красавчика":
На нем шляпа со пером,
Табакерка с табако-ом!..
И еще, как "молодцы ведут коня под уздцы... конь копытом землю бьет, бел-камушек выбиет..." - и еще удивительные песни, которых никто не знает.
В субботу, после блинов, едем кататься с гор. Зоологический сад, где устроены наши горы, - они из дерева и залиты льдом, - завален глубоким снегом, дорожки в сугробах только. Видно пустые клетки с сухими деревцами; ни птиц, ни зверей не видно. Да теперь и не до зверей. Высоченные горы на прудах. Над свежими тесовыми беседками на горах пестро играют флаги. Рухаются с рычаньем высокие "дилижаны" с гор, мчатся по ледяным дорожкам, между валами снега с воткнутыми в них елками. Черно на горах народом. Василь-Василич распоряжается, хрипло кричит с верхушки; видно его высокую фигуру, в котиковой, отцовской, шапке. Степенный плотник Иван помогает Пашке-конторщику резать и выдавать билетики, на которых написано - "с обеих концов по разу". Народ длинным хвостом у кассы. Масленица погожая, сегодня немножко закрепило, а после блинов - катается.
Милиен народу! - встречает Василь-Василич. - За тыщу выручки, кательщики не успевают, сбились... какой черед!..
Из кассы чтобы не воровали, - говорит отец и безнадежно машет. - Кто вас тут усчитает!..
Ни Бо-же мой!.. - вскрикивает Василь-Василич, - кажные пять минут деньги отымаю, в мешок ссыпаю, да с народом не сообразишься, швыряют пятаки, без билетов лезут... Эна, купец швырнул! Терпения не хватает ждать... Да Пашка совестливый... ну, трешница проскочит, больше-то не уворует, будь-покойны-с.
По накатанному лотку втаскивают веревками вернувшиеся с другой горы высокие сани с бархатными скамейками, - "дилижаны", - на шестерых. Сбившиеся с ног катальщики, статные молодцы, ведущие "дилижаны" с гор, стоя на коньках сзади, весело в меру пьяны. Работа строгая, не моргни: крепко держись за поручни, крепче веди на скате, "на корыте".
Не изувечили никого. Бог миловал? - спрашивает отец высокого катальщика Сергея, моего любимца.
Упаси Бог, пьяных не допускаем-с. Да теперь-то покуда мало, еще не разогрелись. С огнями вот покатим, ну, тогда осмелеют, станут шибко одолевать... в шею даем!
И как только не рухнут горы! Верхушки битком набиты, скрипят подпоры. Но стройка крепкая: владимирцы строили, на совесть.
Сергей скатывает нас на "дилижане". Дух захватывает, и падает сердце на раскате. Мелькают елки, стеклянные разноцветные шары, повешенные на проволоках, белые ленты снега. Катальщик тормозит коньками, режет-скрежещет льдом. Василь-Василич уж разогрелся, пахнет от него пробками и мятой. Отец идет считать выручку, а Василь-Василичу говорит - "поручи надежному покатать!". Василь-Василич хватает меня, как узелок, под мышку и шепчет: "надежной меня тут нету". Берет низкие саночки - "американки", обитые зеленым бархатом с бахромой, и приглашает меня - скатиться.
Со мной не бойся, купцов катаю! - говорит он, сажаясь верхом на саночки.
Я приваливаюсь к нему, под бороду, в страхе гляжу вперед... Далеко внизу ледяная дорожка в елках, гора, с черным пятном народа, и вьются флаги. Василь-Василич крякает, трогает меня за нос варежкой, засматривает косящим глазом. Я по мутному глазу знаю, что он "готов". Катальщики мешают, не дают скатывать, говорят - "убить можешь!". Но он толкает ногой, санки клюют с помоста, и мы летим... ахаемся в корыто спуска и выносимся лихо на прямую.
Во-как мы-та-а-а!.. - вскрикивает Василь-Василич, - со мной нипочем не опрокинешься!.. - прихватывает меня любовно, и мы врезаемся в снежный вал.
Летит снеговая пыль, падает на нас елка, саночки вверх полозьями, я в сугробе: Василь-Василич мотает валенками в снегу, под елкой.
Не зашибся?.. Господь сохранил... Маленько не потрафили, ничего! - говорит он тревожным голосом. - Не сказывай папаше только... я тебя скачу лучше на наших саночках, те верней.
К нам подбегают катальщики, а мы смеемся. Катают меня на "наших", еще на каких-то "растопырях". Катальщики веселые, хотят показать себя. Скатываются на коньках с горы, руки за спину, падают головами вниз. Сергей скатывается задом. Скатываются вприсядку, вприсядку задом. Кричат - ура! Сергей хлопает себя шапкой:
Разуважу для масленой... гляди, на одной ноге!.. Рухается так страшно, что я не могу смотреть. Эн уж он где, катит, откинув ногу. Кричат - ура-а-а!.. Купец в лисьей шубе покатился, безо всего, на скате мешком тряхнулся - и прямо головой в снег.
Извольте, на метле! - кричит какой-то отчаянный, крепко пьяный. Падает на горе, летит через голову метла.
Зажигают иллюминацию. Рычат гулкие горы пустотой. Катят с бенгальскими огнями, в искрах. Гудят в бубны, пищат гармошки, - пьяные навалились на горы, орут: "пропадай Таганка-а-а!.." Катальщики разгорячились, пьют прямо из бутылок, кричат - "в самый-то раз теперь, с любой колокольни скатим!". Хватает меня Сергей:
Уважу тебя, на коньках скачу! Только, смотри, не дергайся!..
Тащит меня на край.
Не дури, убьешь!.. - слышу я чей-то окрик и страшно лечу во тьму.
Рычит под мной гора, с визгом ворчит на скате, и вот - огоньки на елках!..
Молодчага ты, ей-Богу!.. - в ухо шипит Сергей, и мы падаем в рыхлый снег, - насыпало полон ворот.
Папаше, смотри, не сказывай! - грозит мне Сергей и колет усами щечку. Пахнет от него винцом, морозом.
Не замерз, гулена? - спрашивает отец. - Ну, давай я тебя скачу.
Нам подают "американки", он откидывается со мной назад, - и мы мчимся, летим, как ветер. Катят с бенгальскими огнями, горят разноцветные шары, - и под нами, во льду, огни...
Масленица кончается: сегодня последний день, "прощеное воскресенье". Снег на дворе размаслился. Приносят "масленицу" из бань - в подарок. Такая радость! На большом круглом прянике стоят ледяные горы из золотой бумаги и бумажные вырезные елочки; в елках, стойком на колышках, - вылепленные из теста и выкрашенные сажей, медведики и волки, а над горами и елками - пышные розы на лучинках, синие, желтые, пунцовые... - верх цветов. И над всей этой "масленицей" подрагивают в блеске тонкие золотые паутинки канители. Банщики носят "масленицу" по всем "гостям", которых они мыли, и потом уж приносят к нам. Им подносят винца и угощают блинами в кухне.
И другие блины сегодня, называют - "убогие". Приходят нищие - старички, старушки. Кто им спечет блинков! Им дают по большому масленому блину - "на помин души". Они прячут блины за пазуху и идут по другим домам.
Я любуюсь-любуюсь "масленицей", боюсь дотронуться, - так хороша она. Вся - живая! И елки, и медведики. и горы... и золотая над всем игра. Смотрю и думаю: масленица живая... и цветы, и пряник - живое все. Чудится что-то в этом, но - что? Не могу сказать.
Уже много спустя, вспоминая чудесную "масленицу", я с удивленьем думал о неизвестном Егорыче. Умер Егорыч - и "масленицы" исчезли; нигде их потом не видел. Почему он такое делал? Никто мне не мог сказать. Что-то мелькало мне?.. Пряник... - да не земля ли это, с лесами и горами, со зверями? А чудесные пышные цветы - радость весны идущей? А дрожащая золотая паутинка - солнечные лучи, весенние?.. Умер неведомый Егорыч - и "масленицы", живые, кончились. Никто без него не сделает.
Звонит к вечерням. Заходит Горкин - "масленицу" смотреть. Хвалит Егорыча:
Хороший старичок, бедный совсем, поделочками кормится. То мельнички из бумажек вертит, а как к масленой подошло - "масленицы" свои готовит, в бани, на всю Москву. Три рубля ему за каждую платят... сам выдумал такое, и всем приятность. А сказки какие сказывает, песенки какие знает!.. Ходили к нему из бань за "масленицами", а он, говорят, уж и не встает, заслабел... и в холоду лежит. Может, эта последняя, помрет скоро. Ну, я к вечерне пошел, завтра "стояния" начнутся. Ну, давай друг у дружки прощенья просить, нонче прощеный день.
Он кланяется мне в ноги и говорит - "прости меня, милок, Христа ради". Я знаю, что надо делать, хоть и стыдно очень: падаю ему в ноги, говорю - "Бог простит, прости и меня, грешного", и мы стукаемся головами и смеемся.
Заговены нонче, а завтра строгие дни начнутся, Великий Пост. Ты уж "масленицу"-то похерь до ночи, завтра-то глядеть грех. Погляди-полюбуйся - и разбирай... пряничка поешь, заговеться кому отдай.
Приходит вечер. Я вытаскиваю из пряника медведиков и волков... разламываю золотые горы, не застряло ли пятачка, выдергиваю все елочки, снимаю розы, срываю золотые нитки. Остается пустынный пряник. Он необыкновенно вкусный. Стоял он неделю в банях, у "сборки", где собирают выручку, сыпали в "горки" денежки - на масленицу на чай, таскали его по городу... Но он необыкновенно вкусный: должно быть, с медом.
Поздний вечер. Заговелись перед Постом. Завтра будет печальный звон. Завтра - "Господи и Владыко живота моего..." - будет. Сегодня "прощеный день", и будем просить прощенья: сперва у родных, потом у прислуг, у дворника, у всех. Вассу кривую встретишь, которая живет в "темненькой", и у той надо просить прощенья. Идти к Гришке, и поклониться в ноги? Недавно я расколол лопату, и он сердился. А вдруг он возьмет и скажет - "не прощаю!"?
Падаем друг дружке в ноги. Немножко смешно и стыдно, но после делается легко, будто грехи очистились.
Мы сидим в столовой и после ужина доедаем орешки и пастилу, чтобы уже ничего не осталось на Чистый Понедельник. Стукает дверь из кухни, кто-то лезет по лестнице, тычется головою в дверь. Это Василь-Василич, взъерошенный, с напухшими глазами, в расстегнутой жилетке, в розовой под ней рубахе. Он громко падает на колени и стукается лбом в пол.
Простите, Христа ради... для праздничка... - возит он языком и бухается опять. - Справили маслену... нагрешили... завтра в пять часов... как стеклышко... будь-п-койны-с!..
Ступай, проспись. Бог простит!.. - говорит отец. - И нас прости, и ступай.
И про... щаю!.. всех прощаю, как Господь... Исус Христос... велено прощать!.. - он присаживается на пятки и щупает на себе жилетку. - По-божьи... все должны прощать... И все деньги ваши... до копейки!.. вся выручка, записано у меня... до гро-шика... простите, Христа ради!..
Его поднимают и спроваживают в кухню. Нельзя сердиться - прощеный день.
Помолившись Богу, я подлезаю под ситцевую занавеску у окошка и открываю форточку. Слушаю, как тихо. Черная ночь, глухая. Потягивает сыро ветром. Слышно. как капает, булькает скучно-скучно. Бубенцы, как будто?.. Прорывается где-то вскрик, неясно. И опять тишина, глухая. Вот она, тишина Поста. Печальные дни его наступают в молчаньи, под унылое бульканье капели.
ЗАДАНИЕ 20: Предложения с разными видами связи.
Задание 20 из ЕГЭ по русскому языку посвящено предложениям с разными видами связи. Чтобы не допускать в нём ошибок, следует действовать по алгоритму.
АЛГОРИТМ.
1. Найдите все грамматические основы.
2. Найдите ВСЕ союзные слова/союзы.).
3. Задайте все вопросы между предложениями, чтобы понять, как части предложения взаимосвязаны (какое придаточное зависит от какого главного и т.д.).
4. Будьте внимательны: Вам не требуется находить уточняющие второстепенные члены предложения. Вы должны разделять знаками части сложного предложения и иногда (очень редко) однородные.
ПРОБЛЕМЫ.
Есть 3 основные проблемы, с которыми мы сталкиваемся в задании 20.
1. Стык союзов.
2. Роль сочинительного союза.
3. Однородное подчинение.
Рассмотрим КЛАССИЧЕСКИЙ пример из задания 20.
Я хочу вас предупредить (1) что (2) если вы меня предадите (3) вам будет совестно (4) ведь это будет довольно низкий поступок.
1. Находим основы. Их 4: я хочу предупредить; вы предадите; будет совестно; это низкий поступок.
2. Находим союзы. Их 3: что, если, ведь.
3. Мы знаем, сколько у нас основ и какие у нас союзы, а потому можем понять, в каких цифрах необходимо поставить знаки, отделяющие одно предложение от другого. Это цифры 1,3,4.
4. Теперь подумаем, Следует ли разделять СТЫК СОЮЗОВ (ЧТО ЕСЛИ). Очевидно, что союзы ЕСЛИ и ВЕДЬ относятся к тем предложениям, в которых стоят (“если вы меня предадите” и “ведь это будет довольно низкий поступок”). К какому предложению относится союз ЧТО? Мы видим, что есть предложение без союза (“вам будет совестно”). Если есть такое предложение, значит, к нему и относится первый союз из стыка союзов. А это значит, что мы должны отделить его от соседнего союза (в данном случае - ЕСЛИ).
5. Задаём вопрос. “Я хочу вас предупредить” - О ЧЁМ? - “что вам будет совестно”.
6. Итак, нам нужны запятые в цифрах 1,2,3,4.
Я хочу вас предупредить, что, если вы меня предадите, вам будет совестно, ведь это будет довольно низкий поступок.
Теперь давайте рассмотрим на конкретных примерах, как следует действовать, чтобы справиться с каждой из перечисленных выше проблем.
СТЫК СОЮЗОВ.
Если перед вами два подряд союза, то вы разделяете их запятой в том случае, когда дальше в предложении есть такая часть, в которой вообще нет союза. Проще говоря: если первому союзу из стыка “есть куда пойти”, то вам следует отделить его от соседнего союза.
Если же этот союз больше нигде не нужен, то мы оставляем его вместе с “соседом”, не разделяя их знаком.
Чаще всего это происходит в тех случаях, когда в следующем предложении есть слова ТО, НО, ТАК .
Дома мой гость сразу начал мне жаловаться (1) что (2) пока он добирался до меня (3) то заплутал в лесу (4) и вынужден был заночевать в сторожке лесника.
1. Три основы: гость начал жаловаться; он добирался; заплутал и вынужден был заночевать.
2. Три союза: что, пока, то (ТО не является союзом и обладает другой функцией в предложении, но для упрощения мы будем причислять его к союзам, т.к. это ни на что не влияет).
3. В цифрах 1 и 3 мы ставим запятые, т.к. это необходимо для разделения разных основ.
4. В цифре 4 мы не ставим знак, т.к. союз И соединяет два однородных, а не два разных предложения (заблудился И вынужден был заночевать).
5. Перед нами стык союзов: ЧТО ПОКА. Мы не разделяем их знаками, т.к. союзу ЧТО “некуда пойти”: он не может относиться к предложению со словом ТО. Проще говоря: мы видим ТО в следующем предложении (и, кроме того, здесь больше нет “свободных” предложений, без союзов), и потому не разделяем союзы на стыке знаками. В цифре 2 запятой нет.
Дома мой гость сразу начал мне жаловаться, что пока он добирался до меня, то заплутал в лесу и вынужден был заночевать в сторожке лесника.
РОЛЬ СОЧИНИТЕЛЬНОГО СОЮЗА.
Мы знаем, что сочинительный союз может соединять как однородные, так и сложносочинённые предложения (ССП).
В тех случаях, когда он стоит между предложениями, знак нужен.
В тех случаях, когда он стоит между однородными, знак не нужен.
Это значит, что каждый раз, когда вы видите сочинительный союз, вы должны задуматься: что он соединяет? Закончилось ли предложение, или оно продолжается после придаточной части?
К полуночи (1) Сергей обессилел (2) и (3) когда осознал (4) что с бумагами ему не совладать (5) тихо и горько заплакал.
1. Находим союзы. Их три: и, когда, что.
2. Очевидно, что перед нами два ПРИДАТОЧНЫХ предложения (на это указывают подчинительные союзы КОГДА и ЧТО). ИХ МЫ ДОЛЖНЫ ОТДЕЛИТЬ ЗАПЯТЫМИ ОТ ГЛАВНОГО.
3. Задумаемся, что именно соединяет союз И (возле цифры 1). “К полуночи Сергей обессилел и тихо и горько заплакал”. Очевидно, что союз соединяет два однородных, т.к. ОБЕССИЛЕЛ и ЗАПЛАКАЛ стоят в одинаковой форме и могут относиться к слову СЕРГЕЙ. В части “тихо и горько заплакал” нет отдельного подлежащего, и потому логично, что это - продолжение главного предложения, а не новая часть.
К ПОЛУНОЧИ СЕРГЕЙ ОБЕССИЛЕЛ И, когда осознал, что с бумагами ему не совладать, ТИХО И ГОРЬКО ЗАПЛАКАЛ.
ОДНОРОДНОЕ ПОДЧИНЕНИЕ.
Что подразумевает однородное подчинение?
Если два придаточных предложения зависят от одного слова в главном предложении и при этом отвечают на один и тот же вопрос, то они являются однородными.
ЧТО ЭТО НАМ ДАЁТ? Как и любые другие однородные, однородные придаточные могут соединяться союзом. И в таком случае их не следует разделять запятыми.
Алексей был в окопе один (1) и (2) когда скрылись повозки (3) и (4) поле очистилось от пыли (5) он решил оглядеться вокруг.
1. Находим основы. Их 4: Алексей был один; скрылись повозки; поле очистилось; он решил оглядеться.
2. Находим союзы. Их 3: и, когда, и.
3. Так как у нас в каждой из разделённых цифрами частей есть своя основа, мы понимаем, что первое предложение заканчивается в цифре 1, а значит, там нужен знак.
4. Очевиден и знак в цифре 5: он разделяет разные предложения, в каждом из которых есть своя основа.
5. В цифре 2, на стыке союзов, также есть знак, т.к. мы видим далее (после цифры 5) “свободное” предложение без союза (“он решил оглядеться вокруг.”). Союз И соединяет два предложения: “Алексей был в окопе один, и он решил оглядеться вокруг”.
6. Теперь задумаемся, что соединяет союз И (тот, который стоит между цифрами 3 и 4)? Нам очевидно, что после союзного слова КОГДА идёт придаточное предложение. Затем сочинительный союз И. Затем ещё одно предложение. Каждый раз, когда вы видите подобную картину, задумайтесь: не однородное ли это подчинение?
7. А раз мы “подозреваем” однородное подчинение, следует задать вопрос. “он решил оглядеться вокруг” - КОГДА? - “когда скрылись повозки” и КОГДА? “поле очистилось от пыли”. В цифрах 3 и 4 знаки не нужны. Перед нами однородные придаточные, зависящие от одного главного предложения. Отметим, что при однородном подчинении вполне достаточно одного подчинительного союза: перед второй частью он может не повторяться (здесь у нас одно слово КОГДА).
Алексей был в окопе один, и, КОГДА скрылись повозки И поле очистилось от пыли, он решил оглядеться вокруг.
ПОДЧИНИТЕЛЬНЫЕ СОЮЗЫ И СОЮЗНЫЕ СЛОВА.
Чтобы вам было легче работать с заданием 20, предлагаем краткую классификацию подчинительных союзов и союзных слов. Выучите их и узнавайте в предложениях. Ведь наличие такого союза означает, что перед вами новое предложение. И если вы их видите, то выполнить задание намного проще.
В придаточных причины: так как, потому что, поскольку, оттого что, ввиду того что, благодаря тому что, вследствие того что, в связи с тем что, в силу того что, ибо, затем что и т.д.
В придаточных следствия: так что и т.д.
В придаточных цели: чтобы, чтоб, для того чтобы, затем чтобы, дабы и т.д.
В придаточных условия: если, если бы, коль скоро, когда бы и т.д.
В придаточных уступки: хотя, даром что; лишь бы; несмотря на то что, невзирая на то что; пусть, между тем как, правда и т.д.
В придаточных времени: едва, как только, когда, лишь, лишь только, по мере того как, после того как, с тех пор как, пока, покуда, прежде чем, только что, чуть лишь, чуть только, в то время как и т.д.
В придаточных места: где, куда, откуда и т.д.
В придаточных сравнения: как, что, будто, будто бы, как будто, как будто бы, словно (как), подобно тому как, точно, ровно (как), чем, нежели) и т.д.
В придаточных изъяснительных: что, будто бы, как, ли и т.д. + все вопросы косвенных падежей.
В придаточных определительных: который, какой, чей, где и т.д.
В придаточных образа действия: как, словно, точно, будто и т.д.
Задание 1 #5695
Битва была проиграна (1) и (2) пока последние солдаты разбегались с поля боя (3) главнокомандующий судорожно искал свой револьвер (4) поскольку он и не думал сдаваться в плен.
Четыре основы: битва была проиграна, солдаты разбегались, главнокомандующий искал, он и не думал сдаваться в плен.
Три союза: и, пока, поскольку.
На месте цифры 4 запятая очевидна.
Перед ПОКА (на месте цифры 2) запятая нужна, т.к. дальше нет союзов ТО или НО. Таким образом, союз ПОКА относится к третьему предложению.
Ответ: 1234
Задание 2 #5696
Расставьте все знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).
Он знал (1) что эта машина обладала некоторым сознанием (2) и (3) что теперь она обследовала окружающее пространство (4) поскольку нуждалась в деталях для самовосстановления.
Необходимо найти все основы, все союзы. Установить связь между частями предложения.
Четыре основы: он знал, машина обладала, она обследовала, нуждалась.
Четыре союза: что, и, что, поскольку.
Если вы видите подчинительный союз, значит, перед вами придаточное предложение. И, конечно, поэтому определить главное предложение несложно. Обозначим его: “Он знал”.
Перед нами ещё 2 придаточных: “что эта машина обладала определённым сознанием”, “и что теперь она обследовала окружающее пространство”. Мы отделяем их запятой от главного в цифре 1. Но в цифрах 2 и 3 мы запятые не ставим, потому что эти придаточные являются однородными. Они зависят от одного слова (ЗНАЛ что?) и соединяются союзом И.
Перед ПОСКОЛЬКУ запятая очевидна, т.к. это подчинительный союз, и потому перед нами придаточное предложение.
Ответ: 14
Задание 3 #5697
Расставьте все знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).
Пилот вывел корабль к небольшому вишнёво-красному солнцу (1) и (2) когда всё манёвры были завершены (3) увидел (4) что одна из планет этой системы относится к земному типу.
Необходимо найти все основы, все союзы. Установить связь между частями предложения.
Три основы: пилот вывел и увидел, манёвры были завершены, одна из планет относится.
Три союза: и, когда, что.
Подчинительные союзы КОГДА и ЧТО указывают на то, что в предложении два придаточных. Их мы отделяем запятыми в цифрах 2, 3, 4.
Перед цифрой 1 запятой нет, т.к. слово УВИДЕЛ также относится к первому предложению, т.е. первое предложение не заканчивается перед цифрой 1. Союз И соединяет не два разных предложения, а однородные сказуемые ВЫВЕЛ И УВИДЕЛ. Запятая не нужна.
Ответ: 234
Задание 4 #5698
Расставьте все знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).
Говард считал приготовление пищи искусством (1) и (2) если бы он не был бизнесменом (3) то стал бы поваром (4) как советовал когда-то его отец.
Необходимо найти все основы, все союзы. Установить связь между частями предложения.
Четыре основы: Говард считал, он не был бизнесменом, стал бы поваром, отец советовал.
Четыре союза: и, если, то, как.
Перед И (на месте цифры 1) запятая нужна, т.к. первое предложение закончилось и далее нигде не продолжится.
На месте цифр 3 и 4 запятые очевидны (перед ТО и подчинительным союзом КАК).
Перед ЕСЛИ (на месте цифры 2) запятая не нужна, т.к. после второго предложения есть союз ТО. Мы не разделяем стык союзов (И ЕСЛИ), когда дальше следуют ТО, НО, ТАК.
Ответ: 134
Задание 5 #5699
